Эта «записная книжка»—одно из главных   условии для делания настоящей вещи.

Об этой книжке пишут обычно только после писа­тельской смерти, она годами валяется в мусоре, она пе­чатается посмертно и после «законченных вещей», но для писателя эта книга — все.

У начинающих поэтов эта книжка естественно отсут­ствует, отсутствует практика и опыт. Сделанные строки редки, и поэтому вся поэма водяниста, длинна.

Начинающий ни при каких способностях не напишет сразу крепкой вещи; с другой стороны, первая работа всегда «свежее», так как в нее вошли заготовки всей предыдущей жизни.

Только присутствие тщательно обдуманных заготовок дает мне возможность поспевать с вещью, так как норма моей выработки при настоящей работе это 8—10 строк в день.

Поэт каждую встречу, каждую вывеску, каждое со­бытие при всех условиях расценивает только как мате­риал для словесного оформления.

Раньше я так влезал в эту работу, что даже боялся высказывать слова и выражения, казавшиеся мне нуж­ными для будущих стихов, — становился мрачным, скуч­ным и неразговорчивым.

Году в тринадцатом, возвращаясь из Саратова в Москву, я в целях доказательства какой-то вагонной спутнице своей лояльности сказал ей, что я «не мужчи­на, а облако в штанах». Сказав, я сейчас же сообразил, что это может пригодиться для стиха, а вдруг это разой­дется изустно и будет разбазарено зря? Страшно обеспо­коенный, я с полчаса допрашивал девушку наводящими вопросами и успокоился, только убедившись, что мои слова уже вылетели у нее из следующего уха.

Через два года «облако в штанах» понадобилось мне для названия целой поэмы.

Я два дня думал над словами о нежности одинокого человека к единственной любимой.

Как он будет беречь и любить ее?

Я лег на третью ночь спать с головной болью, ниче­го не придумав. Ночью определение пришло.

Тело твое я буду беречь и любить,

как солдат, обрубленный войною,

ненужный, ничей,

бережет

свою единственную ногу.

Я вскочил, полупроснувшись. В темноте обугленной спичкой записал на крышке папиросной коробки— «единственную ногу» и заснул. Утром я часа два думал, что это за «единственная нога» записана на коробке и как она сюда попала.

Улавливаемая, но еще не уловленная за хвост риф­ма отравляет существование: разговариваешь не пони­мая, ешь не разбирая, и не будешь спать, почти видя летающую перед глазами рифму.

С легкой руки Шенгели у нас стали относиться к поэтической работе как к легкому пустяку. Есть даже молодцы, превзошедшие профессора. Вот, например, из объявлений харьковского «Пролетария» (№ 256):

«Как стать писателем.

Подробности за 50 коп. марками. Ст. Славянск, До­нецкой железной дороги, почт. ящик № II».

Не угодно ли?!

Впрочем, это продукт дореволюционный. Уже прило­жением к журналу «Развлечение» рассылалась книжица «Как в 5 уроков стать поэтом».

Я думаю, что даже мои небольшие примеры ставят поэзию в ряд труднейших дел, каковым она и является в действительности.

Отношение к строке должно быть равным отношению к женщине в гениальном четверостишии Пастернака:

В тот день тебя от гребенок до ног,

как трагик в провинции драму шекспирову,

таскал за собой и знал назубок,

шатался по городу и репетировал.

В следующей главе я попробую показать развитие этих предварительных условий делания стиха на кон­кретном примере писания одного из стихотворений.

Наиболее действенным из последних      моих стихов я считаю — «Сергею Есенину».

    К началу

Лит-лист

Главная страница

Моя поэзия