Молодой Лермонтов составил роман «Герой нашего времени» из пяти рассказов: «Бэла», «Княжна Мери», «Тамань», «Максим Максимыч» и «Фаталист». Во всем этом романе не наберется и шести печатных листов. За такую мелочь иной современный писатель и не взялся бы: то ли дело «широкое полотно», листов на тридцать! Но таким писателям не мешало бы помнить, что вели­чайший памятник древней русской письменности «Сло­во о полку Игореве» объемом всего с пол-листа. Дело, значит, не в количестве листов, а в количестве и ярко­сти образов и в глубине и широте мыслей.

... Настойчиво советую останавливать внимание не только на идее ваших первых рассказов, а и на деталях, поддерживающих эту идею.

Детали должны быть ярки, самое важное — наблю­дены вами лично, а не взяты у кого бы то ни было на­прокат. Вы должны учиться в несколько строк вмещать большое содержание, как это сделал, скажем, молодой, вашего возраста, Лермонтов в восьмистрочном стихотворении «Утес».

Я уверен, что вы знаете его наизусть, и все-таки приведу его: оно займет очень мало места.

Ночевала тучка золотая

На груди утеса-великана.

Утром в путь она умчалась рано

По лазури весело играя;

Но остался влажный след в морщине

Старого утеса. Одиноко

Он стоит, задумался глубоко

И тихонько плачет он в пустыне.

Видите, какая тут предельная скупость на слова, ка­кие изумительные тут детали и какое глубокое содержа­ние! Для сопоставления приведу другого писателя, мо­его сверстника. Он однажды пришел ко мне в номер го­стиницы «Пале-Рояль» в Петербурге, где я не столько жил, сколько писал, а чтобы мне не мешали, дверь все­гда запирал и на нее со стороны коридора пришпилил кнопками бумажку с надписью: «Сергеев-Ценский не бывает дома никогда». Несмотря на такую надпись, писатель все-таки упорно стучал в дверь—пришлось от­крыть и спросить, что ему надо.

— Пришел прочитать вам свой новый рассказ. Не сердитесь, С. Н., вы обрадуетесь этому рассказу, вот увидите!

Вошел, сел за стол и начал читать. И прошел час, и прошел другой—он все читает, а содержание двухко­пеечное, и никаких художественных деталей, одни нуд­ные разговоры глупых людишек. Я прервал наконец это чтение и спросил возмущенно:

— Зачем, скажите мне, зачем вы столько нагвоздали, не жалея ни времени, ни бумаги?

На то он, писатель, ответил мне совершенно убеж­денно:

— Вы получаете пятьсот рублей за печатный лист, а мне дают только сто. Вполне естественно, что я дол­жен писать в пять раз больше вас, чтобы заработать столько же, сколько вы...

Никогда так не говорите и никогда не думайте о за­работке. Я свои первые рассказы писал, будучи учите­лем, и мне из редакции журналов присылали за них сколько хотели, — разумеется, очень мало, но я и за эту малость ни на кого не обижался, просто не обращал на гонорары ни малейшего внимания.

Я в те далекие времена наблюдал людей и копил де­тали для своих будущих произведений...

Недостатка в наблюденных черточках для обрисовки персонажей своих произведений я никогда не испыты­вал. Так же делайте и вы: выбирайте детали из бога­тых, битком набитых сундуков своей памяти, чтобы твор­ческий процесс был для вас не только не труден, а ле­гок до радости.

Учитесь в этом не у писателей, а у художников ки­сти: они работают с утра до ночи, пока светит солнце, и даже не замечают времени. Мне всегда они нравились го­раздо больше, чем писатели, и именно этой своей неиз­менной, неистребимой любовью к своему искусству. Не один раз в своих романах выводил я художников и ни разу не вывел писателя.

Когда я писал свою поэму в прозе «Лесная топь», например, детали являлись ко мне как-то сами собою. Впечатления, давшие материал для поэмы, были собраны мною отчасти в отрочестве, отчасти в юности в двух смежных губерниях — Тамбовской и Рязанской. Лесная топь и названия сел и деревень — тамбовские, а такой, например, персонаж, как «Аз Слово Георг — всей все­ленной император», наблюден был мною в городе Спасске, Рязанской губернии.

В «Лесной топи» я шел от сюжета к деталям, а в другой поэме, тоже начала века, «Печали полей»,—от деталей к сюжету. У меня перед глазами было только название, когда я написал первую главу о силаче Ни­ките Дехтянском, и я не знал, куда мне идти дальше. Между прочим, Никита Дехтянский был достопримеча­тельностью Козловского уезда, Тамбовской губернии, а я его видел в Тамбове, в цирке, как участника чемпио­ната борьбы. Кроме Никиты у меня было, конечно, еще много деталей к поэме, но далеко не все, что мне было нужно.

    К началу

Лит-лист

Главная страница

Моя поэзия