Судьба забросила ее на Украину откуда-то из певу­чих областей Средней России, кажется из-под Рязани. Жила она «на квартире», тосковала по родной деревне. Отец и мать ее погибли во время войны, да и на ней са­мой война оставила отметину: нога ее была перебита осколком мины. В присутствии парней девушка безуспеш­но пыталась скрыть хромоту. Деревенские жинки жале­ли ее, за глаза называли «убогенькой» и не осуждали, когда она пила водку.

Катеринка была большим селом. В ней существовало два колхоза. Мой приезд совпал с подготовкой слияния колхозов в одно хозяйство. Колхозники в шутку называли объединение — «свадьбой». «Свадьбой» назвал и я не то очерк, не то рассказ, в котором попытался изобразить происходившее на моих глазах трогательное торжество объединения.

После собрания девчата во главе с приезжей нянюш­кой прошли по длинной, километра в четыре, улице де­ревни с частушками—наказам только что выбранному новому правлению колхоза. Это были молниеносно сло­женные первосортные частушки с именами, с фамилия­ми, с лукавыми намеками и добрыми пожеланиями.

Я слушал эти частушки с таким вниманием, что даже забыл записать их, и вдруг все, над чем я так долго и безуспешно думал, с гало словно настраиваться на фокус.

Неодолимая сила общественного мнения... высокое чувство хозяина... острая критика недостатков, которую не загонишь в темные углы... народное творчество...— все сошлось в один общий идейный центр. Впрочем, не­ловко и как-то противоестественно декламировать идею собственного рассказа. Какой бы удачной ни была фор­мулировка, она всегда окажется неточной и однобокой.

Важно одно — идею я отчетливо почувствовал. И ма­териал сразу же зазвучал по-новому. Одни куски, кото­рыми я дорожил, оказались ненужными и сами по себе стали отваливаться от текста, другие потребовали разви­тия, третьи — решительного изменения.

Дело тут совсем не в том, что я «добрал материала», хотя и детские ясли, и тема войны, и голубые глаза геро­ини, и объединение колхозов появились в «Поддубенских частушках» после посещения Катеринки и после знаком­ства с молодой нянюшкой. (Мне почему-то очень хочется, чтобы она прочла эти строки.) Главное заключалось в том, что мое внимание в течение долгого времени рабо­ты над черновиками было сосредоточено и направлено на осмысление определенных жизненных фактов и на уста­новление их причинной связи.

Словом, я снова почувствовал себя на коне. Моя са­монадеянность дошла до того, что я ввел в текст песен­ку собственного сочинения: «Понапрасну месяц светит» и т. д.— и попытался выдать ее за народную частушку. Конечно, и тут пришлось попотеть, да и в окончательном виде рассказ, если поглядеть на него после десятилетней разлуки, получился не ахти какой цельный и закончен­ный, но я рассуждаю сейчас не о качестве вещи, а о том, какие условия необходимы для приближения к иде­алу цельности.

Конечно, каждый пишет по-своему, но мои наблюде­ния подтверждает и писатель И. Новиков.

«В этом последнем случае,—пишет И. Новиков,— происходит нечто подобное тому, как бывает после дли­тельного подъема в гору, вдруг, сделав еще несколько шагов, оказываешься на высоком перевале могучего гор­ного хребта, и перед тобою возникает внезапно целая долгожданная страна,—именно что осуществляющая же­ланное «соотношение частей с целым»! Все это давно, за все время работы, сопутствовало автору и томило его, и вот открывается, наконец, также «в пути», то есть в том же самом процессе работы, но на какой-то решаю­щей его стадии».

— Какие же практические выводы я, молодой автор, могу сделать из сказанного? — спросит нетерпеливый чи­татель. — Что я должен делать, чтобы мой рассказ полу­чился цельным?

— Работать, работать и работать.

И тот, кому такой ответ придется не по душе, пусть отложит мои заметки, потому что припев «Работать и ра­ботать» подразумевается после каждого вывода.

    К началу

Лит-лист

Главная страница

Моя поэзия