После этих манипуляций отрицательные персонажи стали так быстро перестраиваться, что, по словам автора, не спали всю ночь.

Надо ли добавлять, что такого рода притянутые за волосы мотивировки никого не могут убедить?

Сколько автор ни хлопочи, сколько ни оживляй текст рябыми от облаков блекнущими небесами и прочими красотами, мотивировки останутся мертвыми, а рассказ бу­дет производить впечатление уродливой схемы.

Посмотрим, обращая внимание на мотивировки, как написано «одно из глубочайших созданий Гоголя», по определению В. Белинского, — «Шинель».

Все, конечно, помнят главное событие повести: кра­жа шинели у Акакия Акакиевича явилась для бедного чи­новника крахом всей его жизни, всего его существования. Акакий Акакиевич захворал и умер.

Многим известен рассказ П. Анненкова о том, что было для Гоголя непосредственным толчком к созданию бессмертной повести.

«Однажды при Гоголе рассказан был канцелярский анекдот о каком-то бедном чиновнике, страстном охот­нике за птицей, который необычайной экономией и неуто­мимыми, усиленными трудами сверх должности накопил сумму, достаточную на покупку хорошего лепажевского ружья рублей в 200 (асс.). В первый раз, как на малень­кой своей лодочке пустился он по Финскому заливу за добычей, положив драгоценное ружье перед собою на нос, он находился, по его собственному уверению, в ка­ком-то самозабвении и пришел в себя только тогда, как, взглянув на нос, не увидал своей обновки. Ружье было стянуто в воду густым тростником, через который он где-то проезжал, и все усилия отыскать его были тщетны. Чиновник возвратился домой, лег в постель и уже не вставал: он схватил горячку...» И дальше Анненков пи­шет: «Вое смеялись анекдоту, имевшему в основании истинное происшествие, исключая Гоголя, который вы­слушал его задумчиво и опустил голову».

О чем задумался Гоголь? Теперь, когда перед нами «Шинель», ответить на этот вопрос с известной долей ве­роятности не представляет труда.

«Над чем смеетесь, господа? - думал Гоголь.—Что нашли вы смешного в этом застегнутом в вицмундир че­ловеке? Что хотите вы от него, бедного? Он такой же. как и вы, он брат вам. Божья душа его так же, как и ваша, трепещет от радости, любви и отчаяния, гордости, порывов благородства и прочих утонченных чувствований… Может быть, вам смешно слышать, как всю силу чувств человеческих направляет он на мелкий, микроскопический предмет, на какую-нибудь косо поставленную букву в циркуляре, мимо которой помощник столоначальника пройдет совершенно. не сморгнувши. А кто виноват, поз­вольте вас спросить, милостивые государи, что все стра­сти души титулярного советника направлены на мелкий. микроскопический предмет и на косо поставленную букв} в циркуляре? Не вы ли, господа столоначальники раз­личных рангов да советники тайные, действительные и прочие советники повыше вас, которые не дают никому советов и не берут их сами? Не вы ли сунули человеку 400 рублей, чтобы он только не подох с голоду, перепи­сывая ваши циркуляры, да и оттерли его от пирога жизни в тусклый мирок мелкого, микроскопического прозяба­ния?.. Отпихнули—да сами же и смеетесь над ним. Не­благородно, господа, неблагородно...»

Перед Гоголем встала задача написать анекдот про бедного чиновника так, чтобы легкомысленно веселящим­ся читателям стало страшно. А кое-кому—страшно и со­вестно.

Задача была дьявольски трудной. Во-первых, такого еще не писали. А во-вторых, все должно быть понятно, а вместе с тем как бы и непонятно, чтобы цензура не навешала на рукопись красных крестов.

Итак, к делу. Чиновник теряет ружье? Не годится. Ружье, как ни кинь, для вечного титулярного советника — предмет роскоши. Он должен лишиться чего-то обыкно­венного и вместе с тем необходимого. Например, ши­нели...

И вот мороз уже «пропекает» в спину и плечо семе­нящего по зимней петербургской улице титулярного со­ветника, «над которым, как известно, натрунились и наострились вдоволь разные писатели, имеющие похваль­ное обыкновение налегать на тех, которые не могут ку­саться».

Акакий Акакиевич идет к портному, чтобы тот поста­вил заплаточку на шинель. Но шинель такая ветхая, что портной Петрович наотрез отказывается чинить ее. На­ступает первое потрясение: «Тут-то увидел Акакий Ака­киевич, что без новой шинели нельзя обойтись, и поник совершенно духом».

— Не слишком ли сильно сказано? — усумнится чи­татель. — Если у него нет денег, снес бы что-нибудь в заклад или на крайний случай занял бы у своего же бра­та-чиновника...

И Гоголь, написав эпизод с Петровичем, в одном из вариантов возвращается к началу и вписывает известное вступление с выбором имени,—вступление, из которого становится ясно, что Акакий Акакиевич был, как гово­рится, невезучий с самой колыбели и, когда его крестили, «заплакал и сделал такую гримасу, как будто пред­чувствовал, что будет титулярный советник».

    К началу

Лит-лист

Главная страница

Моя поэзия