К началу

СОДЕРЖАНИЕ

   Последние реплики Флобера приводят нас к специфическому виду второй категории мук творчества — к «мукам слова».                                       

Вполне естественно, что для писателя, как представи­теля словесного искусства, они играют особенную роль.

А. Г. Горифельдом в известной статье «Муки слова»  собран огромный фактический материал по этому вопро­су, и мы не будем его повторять.

Сосредоточим внимание на тех основных выводах, ко­торые логически вытекают из критического анализа это­го материала.

«Муки слова» в элементарном осмыслении представ­ляются поисками адекватного внутреннему переживанию словесного выражения. Понятно, что у романтиков, для которых искусство являлось «музыкой несказанного» или, по слову Вяч. Иванова, «тайнописью неизреченного», они проявлялись с особенной агрессивностью. Отсюда — по­стоянные их сетования на грубость и недостаточность слова, ориентация слова на музыку, поэтика «музыкаль­ного лиризма» и т. д. (Тик, Брентано, Виланд в письме к Мерку, Лермонтов, «Silentium» Тютчева, « 0 если б без слова сказаться душой было можно» Фета, Блок и др.).

Но «муки слова» типичны не только для художников-романтиков. Вот что, например, пишет Флобер в «Мадам Бовари»: «Кому не случалось чувствовать, что язык похож на лопнувший котел по которому  мы выстукиваем

мелодии, звучащие так. как будто они предназначены для танцев медведя, между тем как мы желали бы тронуть ими звезды»

«Муки слова» присущи и писателям-реалистам, для которых слово служит «не скачком в запредельное», не средством эмоционально-музыкальной магии, а закрепле­нием и выражением их реального опыта познания действительности, у этих художников полнее всего раскрывается существо этих «мук».                             

Они сводятся не к формальным поискам лучших слов в лучшем порядке, как определял „поэзию Н. Гумилев,  к поискам наиболее точного и целостного выражения опыта познания объективной реальности, «Форма выступает из основы, как жар из огня». -— хорошо говорил Флобер. Можно утверждать, что чем адекватнее объек­тивной действительности познание художника, тем легче находка нужного и верного слова.

Труднейшая сложность адекватного выражения объективной реальности приводит к тому что «муки творчества»  становятся неизбежным спутником творческой деятельности и никогда не приводят к полному преодолению трудностей, к полной победе,

        Как многочисленны жалобы художников на то, что замысел остался недовоплощенным, что в исполнении образы поблекли, краски потускнели! Достоевский, например, пишет А. Н. Майкову о  «Братьях Карамазовых»: «... Сам считаю, что и одной десятой доли не удалось того выразить, что хотел».  Чехов сообщает А. Плещееву о работе над повестью «Огни»: «Повестушка скучная, как зыбь морская; я сокращал ее, шлифовал, фокусничал, и так она, подлая, на­доела мне, что я дал себе слово кончить ее непременно к маю, иначе я ее заброшу ко всем чертям».      Даже Гете говорил: «Правда, в напечатанном виде она представляет лишь бледный отблеск той жизни, которая кипела во мне, когда я ее замышлял...»

На этой почве «муки творчества» превращаются в какой-то фетищ. заклятие. рок художника: возникают теории о жертвенной сущности творчества, о несовместимости творчества и жизни «красоты и счастья», получившие ряд художественных выражений от «Жана Кристофа» Р. Роллана до «Искусства» В. Брюсова и «Братьев» К. Федина.

Флобер говорил: «Кто хочет сразу искать счастья и красоты, тот не достигнет ни того, ни другого ибо красота непостижима без жертвы: искусство. подобно иудейскому богу, питаемся всесожжение». И в другом месте:

«... Работа — мое горе. Литература —нарывной пластырь, от которого я испытываю зуд и до крови расчесываю себя. <..> Тебе кажется, что я, как брамин, живу и вдыхаю закрыв глаза, аромат своих грез. Почему мне это не дано!» А Вагнер недоуменно спрашивает: «Я не понимаю. Как человек действительно счастливому может прийти в голову заниматься искусством Будь у нас жизнь, мы бы не нуждались в искусстве. Когда настоящее нам больше ничего не дает, мы начинаем кричать своими художественными  произведениями: «Я хотел бы!»                                

 

Вверх