В связи со сказанным хочу сделать небольшое от­ступление.

В. нашей стране созданы все условия для плодо­творной творческой деятельности. Советский писатель творит смело, правдиво, в атмосфере благожелательно­сти и внутренней свободы.

И меня изумляет, когда среди рукописей молодых авторов попадаются рассказы, в которых сквозит роб­кая недоговоренность, трусливое умалчивание, лукавая полуправда,—словом, тянет густым серным запахом гнездящегося в иных писательских душах «внутреннего редактора», того самого «внутреннего редактора», ко­торого выставил на свет и разоблачил А. Твардовский в прекрасной поэме «За далью—даль».

Читаешь такую «серную» рукопись и видишь: с пер­вых строк молодой автор работает не в полную силу, а на трусливом «ограничителе», опасаясь каких-то ми­фических, им самим выдуманных «цензоров» и «редак­торов». Рассказ получается немощный, но на справед­ливую оценку автор, как правило, обижается и невра­зумительно жалуется:

Что где-то кто-то или что-то

Перу помеха моему...

Откуда такое у молодого, не напечатавшего еще ни строчки автора, убей не пойму!

Вернемся к рассказу Лейкина.

Мне кажется, что было бы лучше поместить пятый кусочек несколько позже, вслед за шестым, сразу же после того,  как купец договорился с Бобром об усло­виях игры.

Здесь появление агента играло бы роль «ретарда­ции» (замедления), уместной именно в этом месте, пе­ред началом решительного поединка...

Иные молодые авторы не учитывают того, что вся­кое возбужденное в душе читателя чувство, так же как и мысль, требует известного времени для созревания и усвоения. Часто сердобольные авторы торопятся успо­коить читателя еще до того, как он испугался, словно доятся, чтобы он не слишком «переживал».

Для увеличения, так сказать, «протяженности чув­ствования» и применяется замедление повествования— ретардация.

В рассказе Ю. Олеши «Цепь» маленький мальчик, от лица которого ведется повествование, выпросил у студента велосипед — покататься и потерял передаточ­ную цепь.

«Так произошло несчастье.

И мне представляется:

... Я возвращаюсь на дачу как бы, ни в чем не бы­вало. Я привожу пришедший в негодность велосипед и прислоняю его к борту веранды. Пьют чай: папа, мама, Вера и студент Орлов. К чаю дан пирог со сли­вами. Это плоский сиреневый круг. Мы сидим напротив друг друга: я и студент Орлов. Ситуация такая: у сту­дента был велосипед, и я этот велосипед испортил... Наступает вечер. Так я представляю себе: наступает вечер, приносят лампу, у мамы на груди, на стекляру­се, образуется лунная дорога. Студент встает, говорит:

— Я поехал.

Идет к велосипеду.

Потом гробовая тишина».

Часто впечатление ретардации достигается некото­рой перестановкой внутри рассказа, как в разбираемом нами тексте.

В связи с этим хочу заметить, что многие наши со­временные рассказы композиционно построены чрезвы­чайно однообразно. Изложение, как правило, послуш­но следует за хронологией происходящих событий. И почему-то редкий автор отваживается нарушить чин­ный ход повествования, сместив, например, в начало то, что произошло в конце, прием, которым Пушкин в «Вы­стреле» и «Метели» делал рассказ более динамичным и острым.

    К началу

Лит-лист

Главная страница

Моя поэзия